Событие, которое произошло в феврале 2012 года, по значимости сравнивают с первым полётом человека в космос. Российские исследователи Антарктиды спустя 30 лет бурений пробили почти 4-х километровую толщу льда и достигли поверхности подледникового озера Восток.
Учёные надеются, что в озере, которое на протяжении миллионов лет находилось в полной изоляции от земной атмосферы, можно будет выловить разгадки многих тайн ледяного материка.
Об одной из них в своё время поведал миру советский полярник Юрий Коршунов, который чудом выжил в Антарктиде во время печально знаменитой экспедиции к Южному магнитному полюсу в конце 50-х годов прошлого века.
Из шестерых полярников, стартовавших к полюсу от станции Мирный, назад смогли вернуться только двое. По официальной версии, причиной трагедии были жестокая буря, сильнейшие морозы и отказ двигателя у вездехода.
В 1962 году со станции Мидуэй к Южному магнитному полюсу отправилась группа американских исследователей. Американцы учли печальный опыт советских коллег, поэтому оборудование взяли самое совершенное. В экспедиции участвовали 17 человек на трех вездеходах, с ними поддерживалась постоянная радиосвязь.
В этой экспедиции никто не погиб, но вернулись люди в одной машине, на грани помешательства. Всех немедленно эвакуировали на родину, но о том, что произошло в походе, известно до сих пор очень мало: несколько газетных заметок, более сенсационных, нежели информативных, и две статьи в научных журналах. С тех пор к Южному магнитному полюсу экспедиций не предпринималось.
Один из участников советского похода к Южному магнитному полюсу, Юрий Ефремович Коршунов, впоследствии рассказал о том, что же случилось с экспедицией на самом деле. Вот его рассказ, опубликованный в одной из американских газет:
Был полярный день и почти все время нашего пути стояла прекрасная погода. Термометр показывал всего минус 30°С, ветра не было — для Антарктиды это редкость. Мы прошли маршрут за три недели, не потеряв ни минуты на ремонт машины. Вообщем, все шло слишком хорошо.
Первая неприятность произошла, когда мы разбили основной лагерь в точке, соответствовавшей, по всем нашим замерам, Южному магнитному полюсу. Все были вымотаны, поэтому легли спать пораньше, но заснуть не могли.
Чувствуя неясное беспокойство, я встал, вышел из палатки и мeтpax в трехстах от нашего вездехода увидел какой-то светящийся шар! Он подпрыгивал, будто футбольный мяч, только размеры его были раз в сто больше.
Я закричал, и все выбежали наружу. Шар перестал подпрыгивать и медленно покатился к нам, на ходу меняя форму и превращаясь в какое-то подобие колбасы. Менялся и цвет — становился темнее, а в передней части «колбасы» начала появляться страшная морда без глаз, но с отверстием, похожим на пасть.
Снег под «колбасой» шипел, будто она была раскаленной. Пасть шевелилась, и мне, ей-богу, казалось, что «колбаса» что-то говорит. Фотограф экспедиции Саша Городецкий пошел вперед со своей камерой, хотя старший группы Андрей Скобелев кричал, чтобы он не смел подходить к «колбасе», а еще лучше, чтобы вообще стоял на месте.
Но Саша продолжал идти, щелкая затвором. А эта штука… Она мгновенно опять изменила форму — вытянулась узкой лентой, и вокруг Саши возник светящийся нимб, будто вокруг головы святого. Помню, как он закричал и уронил аппарат.
В этот момент раздались два выстрела — стрелял Скобелев и стоявший справа от меня наш врач Рома Кустов. Мне показалось, что стреляли не разрывными пулями, а бомбами — такой был звук.
Светящаяся лента вспухла, во все стороны брызнули искры и какие-то короткие молнии, и Саша оказался охваченным как бы огнём святого Эльма. Я бросился к Саше. Он лежал ничком и был мертв. Затылок, ладони и, как потом оказалось, вся спина словно обуглились, полярный спецкостюм превратился в лохмотья.
Мы попытались связаться по радио с нашей станцией «Мирный», но из этого ничего не вышло, в эфире творились нечто невообразимое — сплошной свист и рычание. Никогда мне не приходилось встречать такую дикую магнитную бурю! Она продолжалась все трое суток, которые мы провели на полюсе.
Фотокамера оказалась расплавленной, будто от прямого попадания молнии. Там, где «проползла» лента, снег и лед испарились, образовав колею глубиной в полметра и шириной метра два.
Мы похоронили Сашу на полюсе. Через двое суток погибли Кустов и Борисов, затем — Андрей Скобелев. Все повторилось. Мы работали снаружи, настроение было подавленным, снежный холм на Сашиной могиле так и стоял перед глазами.
Сначала появился один шар — прямо на Сашином холме, а минуту спустя — еще два. На этот раз мы все видели: шары возникли, будто сгустившись из воздуха, на высоте примерно сотни метров, и только тогда медленно опустились, повисели над землей и начали двигаться по каким-то сложным траекториям, приближаясь к нам.
Андрей Скобелев снимал, а я замерял электромагнитные и спектральные характеристики — приборы заранее установили метрах в ста от машины. Кустов и Борисов стояли рядом с карабинами наготове. Они начали стрелять, едва только им показалось, что шары вытягиваются, превращаясь в «колбасу».
Когда мы пришли в себя от шока, шаров уже не было, в воздухе стоял запах озона, будто после сильной грозы. А Кустов с Борисовым лежали на снегу. Мы сразу бросились к ним, думали, еще можно чем-то помочь. Потом обратили внимание на Скобелева, он стоял, прижав ладони к глазам, фотокамера лежала на льду метрах в пяти, он был жив, но ничего не помнил и ничего не видел.
Он, это и сейчас страшно вспоминать, был как младенец. Не хотел жевать, а только пил, расплескивая жидкость вокруг. Наверное, его нужно было кормить из соски, но, сами понимаете, сосок у нас не было. Кустова и Борисова мы даже не смогли похоронить — сил не было. Хотелось одного — смыться поскорее. А Скобелев все время хныкал и пускал слюни. На обратном пути он умер.
В Мирном медики определили у него сердечную недостаточность и следы обморожения, но не очень сильного, во всяком случае, не смертельного. В конце концов, мы решились рассказать правду, так как слишком давило то, что произошло.
К моему удивлению, нам поверили. Но ведь не было никаких убедительных доказательств. Отравлять новую экспедицию к полюсу не было никакой возможности — не позволяли ни программа исследований, ни отсутствие нужного оборудования. Насколько я понял, то же, что и с нами, произошло в 1962 году с американцами.
Одна из гипотез, претендующих на объяснение случившегося в Антарктиде с людьми, была высказана в 1966 году американским физиком Роем Д. Кристофером. По его мнению, в радиационном поясе Земли обитают некие подобия электрических «живых существ» — сгустки плазмы. Естественная для таких «существ» форма — шар.
Плазмозавры (термин придуман также Р. Кристофером) обитают в пределах радиационного пояса, в основном на высоте 400-800 километров. Именно поэтому исследование их чрезвычайно затруднено, ведь орбитальные станции летают гораздо ниже. К поверхности Земли плазмозавры могут приблизиться лишь в районе магнитных полюсов.
По мнению Коршунова, своеобразная форма жизни в земных радиационных поясах могла зародиться значительно раньше, чем органическая жизнь на поверхности планеты. Это вполне достаточный срок для развития самых изощренных форм «живых» существ.
Они слишком разрежены, чтобы их можно было увидеть. Приблизившись к поверхности Земли, плазмозавры попадают в очень плотную среду. И сами делаются плотными настолько, что становятся видимыми.
Свежие комментарии